Туман Лондонистана - Страница 39

Хорошо, хорошо, при всем моем стремлении к духовности жизнь тела во мне по-прежнему сильна. В лепешку я алчно вгрызся, еще не поймав такси. В Индию я попал пару лет назад с одной супружеской четой, решившей посетить все самые роскошные дворцы на этой планете, и с тех пор чесночный нан – одно из самых любимых мною блюд. Мне потом, правда, встречаться с людьми, которые не обязательно принимали пищу, мешающую тесному общению, но, надеюсь, мятная жвачка мне поможет.

Чтобы не пачкать фотографии жирными пальцами, я не стал открывать конверт, пока не прикончил всю лепешку. В небольшой сумке через плечо, с которой я постоянно хожу, всегда есть пакетик с влажными салфетками. А тут и свободный кеб подоспел. Приведя руки в надлежащее состояние, я вскрыл конверт.

В нем было два набора отпечатков. Сначала Ашраф встретился с невзрачным лысым очкариком лет сорока пяти, носящим старомодную роговую оправу. Абсолютно белым, более того, судя по остаткам волос у него над ушами, блондином. И даже если Рашид Халед это псевдоним, а работа на ливанскую газету была лишь прикрытием, он не был похож на человека, ревностно посещающего мечеть, пусть даже не только для того, чтобы молиться. «И вправду, – вспомнил я, – я же сказал Раджу, чтобы они начали наблюдение с запасом, с восьми вечера. Так что Ашраф успел повидаться с кем-то еще».

А вот человек из второго набора фотографий отвечал всем критериям. Рашиду Халеду было за пятьдесят. Он был полным, даже толстым, с нездорово одутловатым лицом и глазами чуть навыкате. Рядом с болезненно худым Ашрафом он смотрелся как его антипод, все прочие человеческие особи вполне могли вписаться меж этих двух полюсов. Губы полные, чувственные, блестящие – снимки были сделаны в ресторане, Халед что-то ел. Однако глаза живые, без восточной неги и расслабленности. Он чем-то напоминал Денни де Вито, надутого до удвоения объема.

Я повеселел, дал таксисту десять фунтов за ерундовую поездку и успел даже выпить эспрессо за стойкой бара, прежде чем меня подобрал Кудинов на своем «рейндж-ровере».

– Ты чего такой довольный? – спросил Лешка.

– Я довольный?

Не хватает еще, чтобы мои эмоции можно было прочесть у меня на лице. Надеюсь, такое происходит только с друзьями.

– Как слон.

– Жизнь налаживается, – сухо ответил я, выуживая из сумки конверт с отпечатками.

Дождавшись ближайшего красного света, я сунул его своему другу:

– Взгляни. Вдруг узнаешь кого-нибудь.

Лешка послушно достал фотографии и бегло перебрал их.

– Ну еще бы!

Отлично! А Ашраф уверял меня, что тот агент до смерти боится лишний раз засветиться.

– И откуда ты его знаешь?

– Это такой человек, которого и тебе хорошо бы знать в лицо. Это начальник отдела в МИ-5, который занимается исламскими экстремистами.

– Что? – Я забрал у Кудинова фотографии. – Это ливанский журналист, как мне сказали.

Лешка перехватил у меня фотографии:

– Да я не о нем, с этим сам разбирайся. Вот этот. Это Джон Фини из МИ-5.

Сзади нам посигналили: светофор переключился на зеленый. Лешка тронулся, а я снова стал перебирать снимки.

– Ты про этого? Про лысого, когда-то блондина? Он здесь главный по всем исламистам?

– Ну. С чего бы иначе нашему египтянину с ним встречаться?

Я задумался. В том, что сотрудник египетской контрразведки, выслеживающий в Англии мусульманских экстремистов, увиделся со своим британским коллегой, ничего анормального не было. Должен ли был Ашраф мне об этом сказать? Тоже нет – я что, докладываю ему обо всех моих встречах? Тогда почему это меня встревожило?

Понятия не имею, но какая-то заноза в меня еще тогда воткнулась. А сейчас, сидя прикованным в нашем стальном сарае, я и вовсе призадумался на эту тему. Почему нельзя допустить, что Ашраф мою американскую легенду раскусил? Он понял, что я – не тот, за кого себя выдаю, и сдал меня британской контрразведке. Это их страна – пусть сами разбираются с подозрительным субъектом!

Люди сделаны из разного материала. Кто-то из мрамора, кто-то из гранита, кто-то из простой глины, но после обжига ставшей благородной терракотой. А он был слеплен из придорожной грязи, которая ничем другим не стала – и это было заметно за сто шагов.

Это я про Рамдана. Мы ждали на встречу Мустафу, а явился он. Прислонился спиной к стене прелестного розового здания «Хилтона» на Бейсуотер-роуд, напротив Кенсингтон-гарденс, ногу согнул в колене и тоже упер в стену. Курит и время от времени небрежно сплевывает в сторону тонкой струйкой. В щелку между передними зубами, как плюющаяся кобра. И сигарету держит с особенным, как он наверняка считает, шиком: не между средними фалангами пальцев, как большинство людей, а у самой ладони зажал ее.

– Так это твой Мустафа? – удивленно и даже с некоторым разочарованием во мне спросил Кудинов. Такси высадило нас в конце Квинс-вэй, и мы сейчас со вполне объяснимой предвзятостью сканировали окрестности.

– Это мой Рамдан. Что-то он сегодня без «узи» гуляет. И не на цепи.

– Что будем делать?

– Что делать? Поговорим с ним.

– Уверен?

– А что нам остается?

Кудинов поправил шляпу и направился к алжирцу. Он действительно весь набор из театральной мастерской на себя налепил, и даже походка у него стала стариковская: неторопливая, нетвердая, какая-то деревянная.

Поняв, что этот достойный джентльмен направляется к нему, Рамдан опустил ногу и затянулся поглубже. Кудинов наклонился – он был на полторы головы выше, что-то сказал и выпрямился, ожидая ответа. Рамдан снова затянулся, прикидывая, как поступить, перехватил окурок кончиками пальцев и щелчком отбросил его через весь тротуар на проезжую часть.