– Володя, ты даже представить себе не можешь, какое наследство я тебе оставлю, когда покончу со своими делами, – мелко кивая, как услужливый китаец-официант, произнес я.
Мохов кивнул:
– Я узнаю. Про тот наш разговор я, конечно, не докладывал. Ну, в подробностях. Сказал, что ваш канал пока под вопросом.
– Такой дальновидный? – похвалил я. – Такой искусный сановник?
– Да уж не пальцем сделанный, – довольно отозвался Мохов. Он посмаковал про себя мою незатейливую лесть. И она так пришлась ему по сердцу, что потребовала встречного проявления доброй воли. – Тебе ведь эти сведения срочно нужны?
– Еще как! Неделя прошла, неизвестно, как долго эти записи хранятся.
Мохов посмотрел на часы:
– Хорошо, прямо сейчас поеду узнаю. В аэропорт зама своего отправлю.
– Перезвонишь сразу?
– Конечно. Если да, встречаемся через час на запасной явке. Если нет, то нет. – Потом Мохов, видимо, сообразил, какой вопрос в резидентуре зададут ему. – Так что мы с Зауром делаем? Нас ведь теребят из Центра.
Я тоже про это думал.
– Володя, смотри, чего я не понимаю. ФСБ дергает Контору, чтобы нашего чеченского доктора поскорее переправили в Грозный, правильно?
– Ну.
– Зачем для этого нужно использовать реальный канал переброски боевиков? Ты можешь мне сказать?
Мохов сморщил лоб. Я уже говорил, людям с латеральной ретракцией думать бесполезно. Так что я сразу прервал ненужные мучения:
– Да ты не влезай в этот лабиринт: может, так, а то и эдак. Здравый смысл что тебе подсказывает?
– Наверно, ФСБ думает, что если Заур вернется через вербовочную структуру в Лондоне, чеченцы могут использовать его не только как врача. Типа что он там будет как-то этих боевиков распределять.
– А то этой сложнейшей процедурой в Грозном некому заняться. Военные сами не сообразят.
– Да, согласен, – кивнул Мохов. – Скорее всего, Заур все же вернется в больницу.
Какое-то время мы ехали молча.
– С ним сложно встретиться? – спросил я. – Когда ты можешь Заура вызвать?
– Да в любое время. Думаю, он сейчас ходит по комнате и гипнотизирует свой телефон. Только я сегодня не смогу – у меня все забито до поздней ночи.
– Я смогу. Звони, встречусь с ним через час.
– А что…
Это он вопрос начал мне задавать. Типа: зачем тебе надо с Зауром встречаться? Но по пути передумал. Просто залез в карман, вытащил два мобильных и на одном из них залез в последние звонки.
– Через час, где обычно. Сможешь? – спросил Мохов в трубку. – Хорошо, через полтора. Будет наш общий знакомый.
Мохов спрятал телефоны и сообщил:
– Он выйдет из метро на «Пикадилли-серкус» и медленно пойдет по Ковентри-стрит. Как только убедишься, что хвоста за ним нет, можешь подходить.
– Спасибо, ты настоящий друг, – с деланной серьезностью сказал я. – Высади меня, пожалуйста. Мы где сейчас?
– Через несколько кварталов выедем на Риджент-стрит.
Эту улицу я исходил вдоль и поперек.
– Отлично, тогда выбрось меня прямо здесь. Пройдусь до отеля пешком.
Мохов остановился у небольшого парка. Табличка на здании напротив информировала меня, что я прибыл на Ганновер-сквер. Открывая дверцу, я вспугнул стайку голубей, с шумом, как будто от выстрела, отлетевших на решетку парка. Это незначительное событие пробудило в голове Мохова застрявший там вопрос.
– Слушай, мне это странным показалось, но я тогда не стал уточнять. Ты почему в первый день спросил, была ли у меня рогатка?
Я пожал плечами:
– Не знаю. Просто мы ходили по лесу, вспомнилось детство. И моя рогатка.
Ответ Мохова удовлетворил.
– М-м… Ну, до встречи.
Я забрал свой пакет, и «мазда» отъехала.
Я соврал – рогатки в моем детстве не было никогда. Птички у меня ассоциировались с кормушкой на балконе, куда зимой я подсыпал просо. А теперь я занимался тем, чем занимался. Если предположить, что за моей жизнью кто-то там, наверху, наблюдает, он, наверное, то и дело хихикает и тычет товарища локтем в бок.
7
Удачно, что встречи с Зауром назначались в моем районе, времени было даже с лихвой. Первое, что я увидел, повернув на Риджент-стрит, было туристическое агентство. Я воспринял это как еще один знак. Ну, для того, что я задумал.
Прояснив все интересующие меня вопросы, я вышел оттуда минут через пятнадцать. Еще столько же потребовалось, чтобы прогулочным шагом дойти до площади. Отдавая дань собственной традиции, я зашел отметиться в большой магазин дисков на углу Риджент и Пикадилли.
Проблема с музыкой та, что хорошей, на мой вкус, в сущности, не так много. И когда у вас дома есть в разных исполнениях весь Моцарт, весь Бах (включая четырех более или менее талантливых сыновей), весь Гендель, почти весь Вивальди и прочие композиторы позднего барокко (включая имена уже не второго, но даже и третьего плана), когда есть большая коллекция романтиков, не считая набегов в другие эпохи, страны и музыкальные направления, приходится либо выбирать среди легендарных исполнителей, либо рисковать. Я сделал и то, и другое: купил большой набор дисков Горовица от «Дойче Граммофон» и все симфонии Сибелиуса.
Едва я расплатился, ожил мой лондонский мобильный.
– Я перезваниваю, как обещал, – сказал Мохов по-английски, – но, к сожалению, помочь ничем не могу. Все места забронированы, остался только первый класс.
– Хорошо, спасибо, что перезвонили, – поддержал его эзопову импровизацию я. – Попытаем счастья в других компаниях.
И как мне теперь подбираться к «Марриотту»?
Я зашел в свой отель, чтобы забросить пакеты с игрушками и дисками. У меня было желание еще и пообедать, но время в таких местах, как книжные и музыкальные магазины, проходит в своем измерении. Я посмотрел на часы: до встречи с Зауром оставалось пятнадцать минут.