Туман Лондонистана - Страница 49

Единственным утешением было то, что на той встрече в парке с Мустафой, до которой я никак не дойду, Лешки со мной не было. Нужно было стоять насмерть, что он был просто прохожим, к которому обратился заблудившийся в Лондоне американец.

Я изложил свои соображения Кудинову.

– Ты считаешь, у меня есть шанс получить пулю в лоб сразу? – усомнился он.

– А ты непременно хочешь разделить мои муки? Друг мой Алекси, – так церемонно я назвал его применительно к обстоятельствам. – Ты прекрасно знаешь, что геройство не обязательно проявление ума и благородства. Оно часто идет рука об руку с глупостью и иногда даже сливается с ней воедино. Сейчас как раз такой случай. Да, героем ты не станешь, но и дураком тоже.

– Это ты сейчас глупость сказал, – буркнул Лешка.

И передо мной вдруг во всех подробностях предстала та сцена. Как мы обсуждали с ним и с Моховым, какую кость нам бросить лондонской резидентуре. Вот так же Кудинов сказал, что я сморозил какую-то глупость. Я ответил, что так я избавляюсь от мыслей, которым не место в умной голове. А Лешка предупредил, чтобы я был с этим поосторожнее, потому что глупость заразительна.

Это он не прав был. Моя зараза так при мне и осталась, он-то здесь ни при чем.

Однако в этих обстоятельствах меня почти так же, как возможный приезд дежурного вивисектора, беспокоила Джессика. Я ведь сегодня должен был улететь домой. От Лондона до Нью-Йорка восемь часов полета, пять часов разницы во времени. Мой самолет должен был приземлиться в семь вечера в Кеннеди, в Лондоне будет полночь. Но это не значит, что у меня почти восемь часов в запасе. Я ведь обычно звоню домой перед вылетом, уже из самолета. А в ситуации, когда в самолете меня нет, точно уж позвонил бы и что-то соврал.

Я заворочался и вздохнул.

– Что? – спросил Кудинов.

– Мне надо бы позвонить домой.

Лешка, разумеется, в курсе. Ну, что Джессика и не подозревает, чем на самом деле я занимаюсь, когда уезжаю по якобы туристическим делам. Что она вообще ни о чем не знает.

– Ты хочешь сделать это сейчас? С телефона, который остался нашей единственной надеждой?

– А как я потом объясню, почему не позвонил? Я же не в Сомали ездил и не в Антарктиду.

Кудинов откинул голову и смотрит на меня своим взглядом денди. Он не потому все это говорит, что боится. Ему нравится дружески мучить меня. Ну так, слегка покусывать.

– А ты бы что предпочел? Дать жене придуманное объяснение самому или пусть потом за тебя скажут правду другие?

Красиво излагает! Интеллектуал.

– Что, я сам не знаю, что это риск? – говорю я.

– Да ладно! Звони, звони, раз надо. – Лешка искренне это говорит. – Почему нас обязательно должны застукать?

Бесстрашие и душевная щедрость – это хорошо. Было бы просто замечательно, если бы не было еще здравого смысла.

– Нет, давай дождемся, когда нам будет что сказать нашим. А потом позвоню домой. И ты Таню свою успокоишь.

– Таня – боевая подруга, она готова к любому повороту событий. Завтра сам приеду и успокою ее.

Это называется позитивным мышлением. Хотя оно еще ярче, чем в словах, проявляется в действии. А нам было чем заняться.

Напоминаю, мы с Кудиновым были заперты в слесарной мастерской.

За день до похищения

Я проснулся в «Марриотте», как мне велел будильник – в семь. Чандра, моя сообщница по заимствованию кассет у службы безопасности, вероятно, уже гудела где-то пылесосом. Я успел принять душ, налепить на себя парик, брови и неприятно щекочущие ноздри усы и собирался пойти завтракать, когда зазвонил гостиничный телефон. Она, Чандра.

– Мэтью может сейчас к вам зайти?

– Конечно.

Друг Чандры приходил на работу с запасом: на часах было без двадцати восемь. Он был худым, голубоглазым, губастым, с зачатками растительности на прыщеватом лице. Еще он плевался, когда говорил.

– Чандра там плела мне что-то, но я ничего не понял, – заявил он, поприветствовав меня итальянским «чао».

Я терпеливо, насколько мог, объяснил задачу.

– Мне нужны кассеты за восемнадцатое и девятнадцатое сентября, – уточнил я. – Они же еще не затерты?

– Нет, мы держим их две недели, – успокоил меня парень и перешел к главному: – Сколько вы заплатите?

– У тебя самого есть представление на этот счет? – спросил я, отодвигаясь. Даже если парень ничем не болен, слюна – это не капельки дождя.

– Меньше чем за тысячу фунтов я не соглашусь. Я рискую работой.

По его виду было не похоже, чтобы такая перспектива его пугала. Не знаю, кто у них в отеле отбирал людей в секьюрити, но я бы этого охламона не взял и для уборки помещения. Сумму он назвал приличную, однако в случае успеха этой затеи прибыль по инвестициям могла бы исчисляться тысячами процентов. Единственно, никогда не надо идти у агентов на поводу. А то он решит, что я буду исполнять все его прихоти и капризы. Последнее слово должно быть за вами. Но и отпугнуть человека нельзя.

– Я дам тебе семьсот пятьдесят и, если обнаружу то, что искал, еще столько же, – сказал я.

– Идет. Только много кассет я сразу принести не смогу.

– Сколько сможешь?

– Штук двадцать зараз.

– Хорошо, столько и не понадобится. Начнем с восемнадцатого сентября. С трех дня до восьми вечера. С двух камер – которая смотрит на входную дверь и которая берет весь холл.

Мэтью кивнул:

– Чандра принесет кассеты, – он посмотрел на часы, – в девять. А вернуть их нужно завтра до восьми утра.

– Договорились.

Двадцать кассет – это шестьдесят часов видео, бригаду нужно нанимать для отсмотра. И исчезновение целой коробки может обнаружиться. Главное, я-то знаю, что это бессмысленно, разве что для отвода глаз. На самом деле если кассеты трехчасовые, в худшем случае их будет три на камеру, то есть шесть. Ради такого количества не было смысла выкатывать и потом закатывать чемодан, то есть выезжать из отеля.