Туман Лондонистана - Страница 51

К оглавлению

– Слушай, – озабоченным тоном спросил он, – ты, случайно, не знаешь, где Заур? Ты последний виделся с ним.

– Случайно знаю. – Я посмотрел на часы. – Он сейчас, скорее всего, летит над Менгрелией. Или уже над Имеретией.

Мохов изумленно уставился на меня:

– Он улетел? А кто купил ему билет?

– Я. Чего мучить парня?

Взгляд недоверчивый, запыхтел. Что там интуиция ему подскажет?

– Я так и знал, что вы его перевербуете, – сказал он.

Я расхохотался:

– Володя, ты можешь мне не верить, но я просто отправил Заура домой.

Мохов по-прежнему с подозрением смотрел на меня.

– Клянусь. На свои деньги. Парень же места себе не находил от беспокойства.

Взгляд Мохова помягчел.

– А как же? – Он покачал головой. Конечно, как же Центр, ФСБ, все эти серьезные организации? – Ну ты даешь. И что мне теперь сказать шефу?

– Тот же вопрос – тот же ответ. Если тебе так проще, скажи правду. Мне все равно.

– Хм… Ладно, скажу, что Заур куда-то пропал. – Мохов повеселел. – Главное, что об этом можно больше не думать. Нет человека – нет проблемы.

Сталин это сказал, Иосиф Виссарионович. И «Доверяй, но проверяй» – это тоже он. Внес свой вклад в русский язык несостоявшийся грузинский поэт.

– Я рад, что ты все правильно воспринимаешь. – Мы подошли к выходу из сквера. – Подумайте сами, как лучше вернуть мне кассеты. Может, через Станислава, чтобы тебе лишний раз не светиться.

Станислав, напоминаю, это Лешка Кудинов – мы перед своими тоже шифруемся. На самом деле наши контакты с Моховым были одним из самых больших рисков во всей операции. Он же сотрудник росзагранучреждения, как они это называют. Выявили его англичане в качестве разведчика или нет, время от времени за ним все равно должны пускать хвост. Лешке тоже, разумеется, должен будет передать кассеты кто-то из резидентуры, но все же не тот же самый человек. Наверняка у них продуманы свои процедуры, через те же явочные квартиры.

Мы пожали друг другу руку, и Мохов вернулся в машину. Девочка, по-прежнему качающая головой в такт музыке, вынула из уха один наушник и вставила его отцу. Тот застыл с блаженной улыбкой – не от музыки, оттого, что он сейчас со своей принцессой связан еще и этим проводом. А девочка потянулась к нему и поцеловала в щеку. Наверное, он только что ей этот новый диск купил.

Я подождал, пока моховская «мазда» не выехала с площади. Никто за ним не поспешил вслед. Однако в наши дни это уже ни о чем не говорит. Теперь ведь все города утыканы видеокамерами, даже если машина регулярно проверяется технарями на наличие маячков. Мне бы самому не подхватить от него вирус.

Я вышел на одну из главных торговых улиц мира, Оксфорд-стрит. И здесь в одном из очень фешенебельных и очень дорогих магазинов мужской одежды купил себе шляпу. Так что следующий перекресток я пересек хотя по-прежнему мексиканцем, но все же уже другим человеком.

Меня трудно удивить. «Nil admirari» с молодости было одним из моих самых любимых изречений. Хотя, честно сказать, мало ли у меня было выписанных цитат из умных книг? Постепенно многие из них теряли новизну и безусловность, не оправдывались опытом, оказывались лишь игрой ума, красным словцом или, наоборот, банальностью. Другие же, наоборот, становились неразрывной частью меня самого. Так произошло и с этой мудростью – ничему не удивляться. И лишь изредка жизнь преподносит мне сюрпризы, заставляющие забыть об усвоенной невозмутимости.

Это я по поводу одной из фотографий, которые передал мне Радж. Чтобы не мелькать слишком часто в его магазине, я попросил послать их мне с одним из племянников в паб «Собака и утка», в котором я приземлился. Мне был вручен стандартный кодаковский конверт с несколькими десятками отпечатков, на которых был запечатлен Рашид Халед, ливанский толстячок, работающий на всех, кто заплатит. А также люди, с которыми он встречался за вчерашний день. Так вот, одним из них был Рамдан, тот самый бесстрашный алжирский боевик, столь опасающийся контактов с темными личностями вроде меня.

Скорее всего, они были хорошо знакомы. На одном из снимков – они были сделаны в кафе – Рамдан запросто накрывает руку ливанца своей. Они говорят о чем-то серьезном – ни на одной из пяти фотографий не видно улыбок, этих привычных для Востока смазочных материалов даже в ходе сложных деловых переговоров. Зачем они встречались? На чем порешили? Я понял вдруг, что уж это-то я смогу узнать.

Я дошел до ближайшей красной телефонной будки и позвонил Раджу.

– Ты знаешь, где сейчас наш ливанский друг?

– М-м… – Защелкали клавиши компьютера. – Судя по всему… Да, похоже, Объект Два приехал обедать в тот же ресторан, где был вчера.

– Как называется?

– «Лайя-Лина». Бошамп-плейс, 2, рядом с Бромптон-стрит.

– Отлично, найду.

– Помощь нужна?

– Сделайте так, чтобы, кроме нашего, других фотографов там не было, – рассмеялся я.

Халеда в ресторане я заметил сразу. Как человек, которому есть чего опасаться, он сидел в самом дальнем углу, лицом к двери, рядом с проходом в туалет и на кухню, из которой наверняка был выход на задний двор. Я устроился в том же конце зала, лицом к нему. Напоминаю, по-прежнему в обличье мексиканского полицейского.

Народу в ресторане было немного. Арабская супружеская пара с четырьмя кучерявыми шумными детьми за составленными вместе тремя столами. Двое молодых французов шепчутся через проход от нас, похоже, голубые. Яркая полная женщина, когда-то несомненно восхитительная, а теперь покрытая толстым слоем штукатурки, ест суп, промокая губы салфеткой после каждой ложки. Так где же Раджев фотограф?