Туман Лондонистана - Страница 71

Я тоже легко забываю содержание, если это роман. В памяти откладывается иногда общая канва, иногда один-два ярких персонажа, иногда лишь общее настроение. Но перечитываю художественную прозу я, в отличие от Лешки, редко. А вот из философских трудов, которые когда-то составляли, да и по-прежнему составляют немалую часть моей жизни, в голове застревает многое. Потому что в этом случае ты не просто следишь за историей, которую тебе рассказывают. Ты в диалоге с великими умами. В чем-то с ними соглашаешься – и тогда их мысли становятся частью тебя, с чем-то споришь – и тогда не можешь забыть. Как тот разговор Конфуция с Лао-цзы.

Лешка про меня это тоже знает. Мы же с ним, когда напиваемся, делаем это не просто для того, чтобы нам наутро было плохо – такого результата можно добиться за пятнадцать минут. Нет, для нас редкие застолья – это полночи сплошных разговоров. Мы, конечно, усиживаем пару бутылок – или одну, если это литровая. Но пить мы оба умеем, не помню случая, чтобы кто-то из нас отключился посреди фразы. А то, что на следующий день голова у нас будет словно вынутая из тисков, так это как счет в ресторане – неизбежность.

Я это все к тому, что Лешка пристал ко мне с одной фразой. Он ее от меня когда-то слышал, но не запомнил. А сейчас она показалась ему чрезвычайно подходящей к нашему положению.

– Там смысл такой, что избежать того, что будет, невозможно, – пытался он разбудить мою память.

– Да таких сто разных выражений. «Чему быть, того не миновать».

– Нет, – отмахивался мой друг. – Чего мои слова повторять?

– «Двум смертям не бывать, а одной не миновать».

– Тьфу ты, это все из букваря, – удивлялся моей тупости Кудинов. – Там красиво так было сформулировано, незатасканно. Как твой Некрасов сказал бы.

– Некрасов? Ну, типа: «Бог полюбит, так не погубит»?

– Нет же! Там, мне кажется, про цепь еще что-то было.

– А, понял. Сейчас… «Цепь случайностей уже скреплена»?

– Вот. – Лешка даже хлопнул себя по ноге скованными руками. – Нет, надо было столько меня мучить? «Цепь случайностей уже скреплена», – с удовольствием повторил он. – Это же ты не сам придумал?

– Наверно, нет, прочитал где-нибудь. Хотя где, не помню. Тихо!

Вдалеке снова послышался шум двигателя.

– Возвращаются, – сказал Лешка. – Как думаешь, твой Мустафа расскажет братцу про то, что случилось?

– Хм, не знаю. Мне почему-то кажется, что нет.

– Значит, есть шанс, что он нам поможет?

– А вот здесь не уверен. Там его брат. А здесь два чужих мужика из вражеского лагеря. К тому же один из них в грязной рубахе.

– Ты к чему это про рубаху? – оглядел себя Кудинов.

– Да просто так. Пою, что вижу.

– Нет, это ты что, про крейсер «Варяг» вспомнил? Надели чистое белье и все на палубу – помирать?

– Бог с тобой! Ага, а ты сам, значит, про это думаешь. Я-то нет – просто смотрю, что дальше будет.

– Смотри мне, без фатализма! – не сдавался Лешка. – А то заладил про свою цепь случайностей.

Я не стал спорить, кто про что заладил. Он ведь хотел нас обоих подбодрить.

Да, это вернулся фургон. Потому что вскоре нас посетил мозг операции в сопровождении брата. Рамдан был в превосходном настроении. Он распахнул дверцу самолета, но залезать внутрь не стал, только выпустил в нашу сторону струю дыма.

– Новости неплохие, – сообщил он.

– То-то, я смотрю, ты без огневой поддержки, – не удержался Кудинов.

Алжирец сарказм игнорировал.

– Завтра утром нам передадут деньги. Когда мы убедимся, что нас не обманули, мы позвоним и сообщим, где вас искать.

Да?

– Вы уверены, что не ошиблись номером? – спросил я. – Наши коллеги не такие идиоты.

Рамдан сплюнул в сторону сквозь передние зубы.

– Что это вы такое говорите?

– Мы говорим, – подключился к разговору Лешка, – что наши друзья не дадут вам ничего, пока не убедятся, что мы живы и здоровы. И обмен этот должен произойти разом: вы получаете деньги, мы – свободу. Зачем рассказывать нам сказки?

– Кто рассказывает сказки? – возмутился Рамдан. – Это было моим условием, и ваши люди его приняли. Не сразу, естественно, но я не дал им выбора.

Странная история. Чего он не договаривает?

– И наши люди не захотят даже убедиться, что мы живы? – спросил я.

– Захотят. Это было их условие, и я тоже согласился. – Рамдан затянулся и выпустил дым практически мне в лицо. – Мы увезем вас отсюда и дадим позвонить с автострады.

– И какие гарантии, что между этим звонком и моментом передачи денег мы по-прежнему будем живы?

– Вы задаете мне больше вопросов, чем они, – разозлился Рамдан. – Я и так сказал вам лишнего.

Он что-то приказал брату по-арабски. А Мустафа лишь раз мелькнул в проеме двери и больше не показывался. Однако уходящих шагов мы не слышали, а теперь вот к нему обратились. Здесь все время был, но не хотел, чтобы мы его видели. А мне интересно было бы заглянуть ему в глаза – что он надумал?

Рамдан из проема исчез, а Мустафа, как я и хотел, появился. Он положил перед нами пластиковый пакет и буркнул:

– Ваш ужин.

На Лешку и не взглянул – он же тогда кричал: «Стреляй!» По-русски кричал, но в смысле того, чего он хотел, ошибиться было невозможно. А на меня глаза поднял. Ну, что он ничего не сказал брату, мы и так поняли. Но ясно, что и про то, что у нас есть еще один мобильный, что мы русские и что пытались освободиться, он тоже не упомянул. Рамдан не упустил бы случая это прокомментировать, а то и отвесить нам по паре пинков. И телефон бы отобрал.

Глаза наши встретились лишь на секунду – Мустафа тут же отвел свои. Но этого было достаточно, чтобы понять, что он не был ни на нашей стороне, ни на стороне брата. Он искал свое решение.