Да, что еще я не пояснил. Почему для связи с Ашрафом нужен был американец или человек, неотличимый от американца? С этим агентом Контора работала, что называется, под чужим флагом. То есть Ашраф думал, что передает сведения ЦРУ или какой-то еще организации, но точно для правительства США. Платили ему хорошо, так что за эти деньги он мог бы согласиться сотрудничать с кем угодно, включая русских. Тем не менее в Лесу решили не рисковать. Ашраф получил образование в Штатах, в Вест-Пойнте, Америка ему нравилась – зачем экспериментировать?
Мы встречались в крошечном, на шесть столиков, кафе в Сохо. Ашраф завтракал в проходе спиной к стене и, как и было условлено, перебирал DVD. У меня, как и было условлено, был бинт на мизинце и безымянном пальце левой руки – выходя из машины, я надел лежащую в том же конверте нашлепку. Когда я проходил мимо Ашрафа, он уронил один диск, и я поднял его. Все правильно – сборник диснеевских мультфильмов.
– У моего сына был такой же, пока его не сжевал наш ротвейлер, – любезно сказал я, протягивая ему диск.
Ашраф поблагодарил, я сел у окна и заказал эспрессо.
Египтянин оказался неожиданно темнокожим, как суданец или эфиоп. Лицо было вытянутым и очень худым, с резко выступающими скулами и ввалившимися щеками. Глаза напряженные, без малейшего намека на средиземноморскую мягкость, восточную бархатистую глубину и искорки иронии, присущие столь многим арабам.
За мной в кафе никто не вошел, на улице подозрительных движений тоже не было. Покопавшись для виду в своей сумке через плечо, я залпом выпил принесенный мне неожиданно горький, как хина, допинг и вышел к машине. Она была припаркована чуть поодаль, так, чтобы ее не было видно сквозь витрину кафе. Бывший дворецкий поспешно выбрался наружу и, обогнув новехонький солидный «Ровер-75», открыл мне дверцу. Я остановил его знаком и обернулся. Ашраф уже стоял на тротуаре, ища меня глазами. Мы оба нырнули на заднее сиденье, и «ровер», породисто урча, влился в поток. Мне было рекомендовано провести первый разговор именно в машине, так что я шифровался по минимуму.
– Зовите меня Майкл, – сказал я, протягивая египтянину руку.
– Ашраф, очень приятно, – ответил он.
Рука была крепкая и сухая. Когда люди нервничают, зачастую руки у них потеют. И назвался он своим настоящим именем.
Напор, напор, даже если прешь наудачу. Люди сразу чувствуют, когда в разговоре ты поплыл. Пусть даже общее место, но задавай тон.
– Я слышал о вас много хорошего и тоже рад знакомству. – Я улыбнулся своей самой широкой улыбкой. – Надеюсь, мы вместе сделаем много хорошего для наших стран.
Это был один из крючков, на которые поймали Ашрафа. Он делился сведениями с нами, а мы в свою очередь снабжали его данными на террористов из своих источников. Конторе даже было выгодно, чтобы с нашими противниками разбирался кто-то другой, еще более заинтересованный в их ликвидации. То есть с этой точки зрения египтянин мог бы даже перевести наше сотрудничество в официальное русло. Только это никому не было выгодно. Контора не хотела, чтобы обнаружилось, что он помогает русским: не факт, что его начальникам это понравится. А для Ашрафа такой расклад был привлекательнее с точки зрения результативности и карьеры – одно дело, когда ты передаточное звено, и совсем другое, когда важную информацию ты добыл сам. Ну, и плюс бонусы в конверте, разумеется. В справке эти полезные соображения изложены не были – сам додумал, пока ехали из аэропорта.
– Что привело вас в Лондон? – спросил Ашраф.
Хотел бы я сам знать наверняка. Черт бы их побрал там в Лесу!
– То же, вероятно, что и вас. Активность наших общих врагов.
Попробуем переложить заботу о поддержании разговора на агента. Египтянин нервно заерзал на сиденье.
– Я не понимаю бездеятельность наших общих друзей, – горячо сказал он. – Известно, что это традиционная британская политика – растить чертополох и бросать колючки за шиворот всем, кто подвернется, включая союзников. Ну, с нами понятно – мы бывшая колония, поспешили стряхнуть с себя их покровительство, и поделом нам: «Сами теперь расхлебывайте!» Но вы же тоже боретесь с теми уродами (Ашраф сказал «шайтанами»), которых они прикрывают. Почему англичане не прижмут их у себя хотя бы из солидарности с вами?
– Мы тоже бывшая колония, – улыбнулся я. Глубокомысленная ирония всегда успешно маскирует недостаточную информированность. – А пятьдесят первым штатом Великобритания стать не торопится. И, – я многозначительно посмотрел на Ашрафа, – будем откровенны, мы пожинаем то, что посеяли.
Египтянин кивнул. Его заклятый враг – «Египетский исламский джихад» – к тому времени уже практически влился в «Аль-Каиду», некогда любимое детище ЦРУ.
– Чем я могу вам помочь? – спросил Ашраф, завершая обмен любезностями и общими фразами.
Это-то я себе представлял, хотя и в общих чертах.
– Нам хорошо бы иметь пару надежных источников в организациях, которые готовят боевиков для горячих точек. Хотя бы в самых активных районах, типа Брикстона или Финсбери-парка.
Ашраф снова согласно покивал. Наши задачи здесь явно совпадали.
– Они сейчас занимаются в основном Чечней. Туда идет самый большой поток.
– Никто не знает, куда этих людей перебросят потом, – уклончиво сказал я. – Так что Чечня нас тоже интересует.
Собственно, Чечня нас и интересовала в первую очередь. После августовского вторжения отрядов Шамиля Басаева в Дагестан российские войска начали бомбить базы боевиков в Чечне – на этой отдаленной, но все же пока еще своей территории. В никем не признанной, но считавшей себя независимой Исламской Республике Ичкерии это сочли агрессией иностранного государства. Президент Масхадов что ни день выступал со все более яростными протестами и взывал к международной общественности. Однако, на самом деле, будучи бывшим полковником Советской армии и трезвым человеком, он, как мог, готовился к неминуемому вторжению российских войск. Мусульманские наемники, в первую очередь выходцы из арабских стран, представляли собой в Чечне все более внушительную силу.