Туман Лондонистана - Страница 78

– Я тут снаряды нашел в лесу. У нас еще позавчера кончились. Можно, я ребятам отвезу?

– Вон они доставят, – мотоциклист кивнул в сторону солдат. – И автомат свой в телегу положи. Сам в люльку садись, и без фокусов.

Штаб полка, разместившийся в полуразрушенном здании правления колхоза, был в часе езды от передовой. У Некрасова забрали ремень и заперли в подвале. Но и сюда долетал шум начавшегося боя. От него у Некрасова было тепло на душе – теперь ребятам было чем отбиваться. Потом его отвели на второй этаж, в комнату, где кроме того майора-особиста в кителе орали в полевые телефоны два офицера в мятых гимнастерках: капитан и подполковник. Они на Некрасова и не взглянули: у них бой шел.

– Нашел корову? – так же, как и мотоциклист, по-деловому спросил особист.

– Нет. – Некрасов уцепился за последнюю соломинку. – Но и следов ее не нашел. Может, еще вернется, раз ее не убило и волки не сожрали?

– Может, вернется, а может, и нет, – отрезал майор. – Мы здесь люди военные, не в бирюльки играем. В восемь ноль-ноль не вернул корову, значит, вину свою не исправил. Теперь искупать будешь. По законам военного времени.

Последняя фраза доставляла особисту особое удовольствие. Он склонился над столом и стал писать какую-то бумагу, аккуратно, чтобы не посадить кляксу, спуская избыток чернил каждый раз, когда доставал перо из бутылочки.

– Как, удерживаете позицию? – кричал рядом в телефон капитан. – У вас же снарядов нет. Что? Откуда?

Он повернулся к подполковнику:

– Третья батарея атаку отбила. Четыре танка горят, остальные отступили. Им какой-то чудило ночью снаряды подвез. В лесу нашел.

– Что за чудило? – спросил подполковник.

– Сейчас спрошу. Кто, говорите, снаряды вам подвез? – Капитан повернулся к подполковнику: – Кашевар их, рядовой Некрасов.

– Разберитесь с командиром батареи, – приказал подполковник. – Если все так, представить этого чудилу к медали. Нет, к ордену его представить. За срыв фашистского наступления на критическом направлении.

Взгляд подполковника скользнул на Некрасова, сидящего без ремня напротив особиста, и от работы мысли нахмурился.

– Рядовой! Твоя как фамилия?

– Рядовой Некрасов, – вскочил тот.

– Это не ты снаряды подвез на третью батарею?

– Так точно, товарищ подполковник.

Тот посмотрел на майора:

– А что он у тебя делает?

Особист не встал: он, майор, по своему ведомству, возможно, поважнее будет армейского подполковника.

– Да этот разгильдяй корову потерял. Я ему ночь дал, чтобы ее найти. Только он этим временем не воспользовался.

Подполковник побагровел:

– Ты что, не понял, чем этот солдат всю ночь занимался? «Корову потерял»! Да он… Да ты…

Подполковник подскочил к столу особиста, схватил с него бумагу, прочтя несколько слов, разорвал ее на четыре части и швырнул перед майором.

– Вы что себе позволяете! – закричал тот. – Этот рядовой под следствием. Считай, под трибуналом.

– Я здесь командую, – неожиданно тихо произнес подполковник, но это было страшнее, чем крик. Он повернулся к капитану. – Немедленно освободить солдата, вернуть ему ремень, оружие и доставить на батарею. И пусть командир сегодня же представление к награде составит, я подпишу.

«Мне действительно орден дали, Красной Звезды. Про меня даже писатель Борис Полевой заметку написал в фронтовой газете, – со скрытой гордостью рассказывал мой учитель. Я прямо видел его, когда вспоминал сейчас: лицо загорелое, взгляд твердый, проницательный, губы ироничные под седой щеточкой усов. – Я эту вырезку долго хранил в вещмешке. Она по сгибам обтрепалась, мне приходилось слова подсказывать, когда я давал почитать. А уже после победы я как-то на губу попал, три дня там сидел. Курить хотелось страшно, а бумаги не было. Не выдержал, скурил. – Некрасов помолчал, повел бровью, улыбнулся грустно. – Потом жалел».

Освобождение

Рептилию сменил Мустафа. Было это уже после полуночи – я посмотрел на часы. Алжирец хотел взять у рыжезубого «магнум», но тот не дал.

– Позовешь, если что, – сказал он.

В дверях озлобленный муж, возможно, уже не раз рогоносец, обернулся и с красноречивым взглядом качнул стволом в мою сторону. Мол, помни, что я сказал.

Мустафа дождался, пока стихнут шаги по гравию и стукнет дверь бытовки. Потом все же приоткрыл дверь и выглянул наружу.

– Я позвонил Ашрафу, – сказал он, возвращаясь и усаживаясь напротив нас. – Он вас освободит, когда мы поедем за выкупом.

Такого я никак не мог ожидать.

– Что ты сделал?

– Вы слышали, – не стал повторять Мустафа.

– И что, никто не останется нас сторожить? – спросил я.

– Кто-то один останется. Думаю, что я.

– Если нас нужно будет освобождать, значит, твой брат не собирается нас отпускать, когда получит выкуп? – спросил Кудинов.

Мустафа не отреагировал. Он на Лешку и не смотрит, помнит, как тот кричал, чтобы я в него выстрелил. А может, не понял вопроса. Я повторил его по-французски.

– Я не знаю, – сказал алжирец. – Рамдан никогда всех планов не раскрывает. Даже мне. Да, – он встал и полез в карман. – На всякий случай, вдруг не я останусь вас караулить. Вот ваши документы. Только спрячьте их хорошенько.

Оба бумажника тоже мне протягивает, Кудинова игнорирует. Куда же мне их деть?

– Лучше не на себе их хранить, – подсказывает Мустафа. – Вас могут снова обыскать.

– Тогда ты их и спрячь, – сказал я. – Вон хоть за коробку с инструментами.

Нам до них не дотянуться, но там их не видно будет. А мы уж их точно не забудем.