Туман Лондонистана - Страница 68

К оглавлению

– Я говорил, их здесь лучше не оставлять, – примирительно сказал рыжий.

– Да и что мы скажем, если вдруг появится егерь из имения, а они начнут орать и колотиться? – подхватил рыжезубый.

Оба смотрели на Рамдана.

– И что вы предлагаете?

Англичане переглянулись.

– Спеленать их как следует, рты заткнуть и перепрятать где-нибудь.

– Где, например?

Рыжие снова посмотрели друг на друга.

– Да вон хоть в самолете. Там на летном поле самолет стоит, сто лет уже не летает, – предложил рыжеволосый. Он, похоже, был местным. – Привяжем их там. И далеко отсюда, никто не услышит.

– А туда никто не приедет? – спросил Рамдан.

– Исключено. Ключ от ворот у меня.

– Ну, давайте попробуем.

…Я много раз бывал в таких ситуациях. Пока тревожно, пока есть ощущение опасности – все еще нормально, ну, еще есть шанс, что снова будет нормально. А когда вдруг становится легко, почти весело – это значит, что смерть где-то совсем рядом. Вот идем мы с Лешкой по траве – высокой, некошеной, с пушистыми бежевыми метелками. Цикады пиликают, птица какая-то в лесу мерно заукала. Солнце еще не спряталось за деревья, но уже не греет. Зато лес на краю поля розовый в предзакатных лучах, и контуры всех предметов вокруг прописались четко, днем их яркий свет размывает. Идиллия! Ну, если не оборачиваться на конвой за нашими спинами. А мы и не оборачиваемся, и так на душе спокойно, а в голове бесшабашно. Как будто я в детство вернулся. Но я-то знаю, что это потому, что в любой момент может случиться что угодно, и ничто уже не в моей власти.

Однако на душе спокойно. Она, душа, знает, что это просто переход. И я ей в такие минуты верю. Верю, что там, где меня встретит отец – не щепка с провалившимися щеками, как перед смертью, а здоровый, с внимательным ироничным взглядом и вечной сигаретой в зубах, – ничего плохого со мной случиться не может.

– Ты уверен, что так лучше? – спросил я, когда стихли шаги наших похитителей.

Упаковали нас так. Правда, дав отлить перед погрузкой – хорошие люди, не стали нас унижать. Наручники нам застегнули спереди, но все же спеленали поверх одежды упаковочным скотчем. Руки – до локтей, ноги – до колена. И посадили на цепь. Буквально. Пропустили через наручники у каждого, потом через скамейку вдоль одного борта и замкнули на замок. «Если увижу, что вы попытались снять скотч, свяжу, как баранов, и рты заклею», – пригрозил напоследок Рамдан.

Что в этом кукурузнике раньше перевозили, не знаю, но сейчас он был похож на помойку. Весь пол салона был завален мелким мусором: какими-то щепками, кусочками поролона, обрывками бумаги; пластмассовых защелок кто-то рассыпал целый пакет. В эту грязь нас и положили. Но как только похитители вышли, мы с Лешкой тут же поднялись и уселись на скамью. У сидящего человека больше достоинства, чем у лежащего. Даже у связанного.

– Ты что имеешь в виду? – уточнил Кудинов.

– Я имею в виду, что надо было тебе бежать, пока была такая возможность.

– Ага. Я бы убежал, а они бы тебя шлепнули. Он же обещал, этот придурок.

– Может, и да, но, скорее всего, нет. Им же деньги нужны. А мертвое тело многого ли стоит?

– Ага. – Слово это не из Лешкиного словаря, но вот опять повторил его. – А если бы шлепнули сгоряча? Я бы спасся, а ты бы за это заплатил. Да мне бы лоботомию пришлось делать, чтобы я каждую секунду об этом не думал.

Потом мы проверили свои ощущения по поводу интуиции. Ну, что ему она подсказывала, что надо срочно звонить, а моя советовала погодить.

– Ты же не слышал, как Мустафа подошел? – спросил я.

– Нет.

– А там гравий. Если бы подходил, мы бы услышали. Значит, стоял под дверью и подслушивал.

– Нет, может, подкрался, но неслышно.

Кудинов самолюбив. Мы с ним в молодости, во время подготовки, в шахматы играли. Так вот он, когда проигрывал, иногда доску со злости переворачивал – все фигуры на пол летели. Потом, правда, наш тогдашний куратор по фамилии Иванов потребовал под угрозой исключения, чтобы Лешка от этой привычки избавился. Чтобы научился держать себя в руках. Вернулась эта замашка или нет, я не знаю – мы теперь, когда видимся, в шахматы не играем. А вот упрямство на него время от времени накатывает.

– А Рамдан тоже крался?

– И он тоже крался.

– Хорошо, они оба подкрались. Но интуиция меня не обманула? Не стоило звонить, когда ты настаивал? Я бы едва номер успел набрать.

– Может, и стоило. Если бы наши засекли сигнал, они бы знали, куда ехать нас выручать.

– Если это технически возможно, я-то не уверен. Все равно, сейчас же надежнее звонить, согласен?

– Если ты сможешь добраться до телефона. – Кудинов вдруг замер. – Тихо!

– Что такое?

– Слышишь?

Я прислушался. Это был звук запущенного двигателя.

– Опять куда-то поехали. Надеюсь, за пивом.

– Или уже перезвонили нашим и теперь отправились подыскивать место для встречи, – сформулировал более реалистичное предположение мой друг.

– Одно другому не мешает, – оставил за собой последнее слово я.

Я на коленях пополз к иллюминатору, чувствуя себя как гимназист, которого поставили на колени на горох. Да, вон он фургон, разворачивается.

– Точно, уезжают.

– Не видишь, кто именно?

Фургон остановился у ближайшей бытовки. Из нее вышел мужчина, заскочил в кабину, и машина тронулась.

– Кто за рулем, не знаю. А сел кто-то из алжирцев. Англичане покрупнее будут.

– Лучше бы бешеного твоего черт унес. Ладно, звони давай.

Я прислонился спиной к иллюминатору и начал свои манипуляции.

– Справишься или помочь тебе с ширинкой? – спросил Кудинов.